Инженер чешет затылок, указательным пальцем вдавливает очки в переносицу и неожиданно весело говорит:
— Конечно, должно. Что ж, эта… будем искать.
Солнце переваливает за полдень. Над крышами дрожит марево. Для конца лета жарковато. Хал скидывает куртку, линялую футболку и подставляет и без того смуглую спину солнечным лучам. Ник следует его примеру. Эн завистливо вздыхает, но ограничивается тем, что заворачивает рукава футболки — купальника у нее нет.
Только Юсупов, кажется, никак не реагирует на жару. В своем оранжевом плаще и вьетнамках, напоминая гротескного персонажа из фильма какого-нибудь Бюнуэля, он мотается от бокса к боксу и с сожалением повторяет:
— Замок врезной, пломба цела. Не открыть. И здесь замок… эта… тоже не открыть.
— Давайте обедать, — предлагает Эн. — Чаю попьем. Потом продолжим.
Устроившись в густой тени здания спорткомплекса, они быстро сооружают костерок, обложив его битым кирпичом. Ник, посчитав спички, горестно вздыхает. Спичек осталось девять. Когда они закончатся, придется переходить на первобытные способы добычи огня.
Налив в котелок воды из бутыли, Эн пристраивает посудину на кирпичах, достает узелок с подвядшими листьями смородины. Хал выкладывает последнюю банку шпрот, Ник — опять же последние лепешки. Припасы не то чтобы подошли к концу, они просто закончились.
— Чем же мы ужинать будем, а? — ни к кому конкретно не обращаясь, спрашивает Эн, и тут же, поймав быстрый взгляд Хала, поспешно заявляет: — Нет! Собак я есть не буду!
— Жить захочешь — будешь, — усмехается татарин, ловко открывая консервы.
— Эй! — кричит откуда-то из двора учебного корпуса Юсупов. — Тут эта… дверь открыта в какой-то бокс. Темно только.
— Очки, блин! Хватит шароводиться, иди жрать, потом посмотрим, чё там, — зовет его Хал.
Проходит несколько секунд. Вода в котелке закипает, Эн бросает туда листья и вокруг сразу распространяется терпкий, знакомый с детства аромат черносмородинового варенья.
— Ну, где он там? — ворчит Хал. — Падла, блин. Я его ждать…
Он смотрит в ту сторону, откуда должен прийти Юсупов — и осекается на полуслове, потому что из-за облупившегося угла учебного корпуса выходит не инженер, а собака. Большой, лохматый кобель какой-то неопределенной, песчано-бурой масти, с крупной головой, украшенной стоящими торчком ушами. Сделав несколько шагов в сторону людей, пес замирает, чуть вытянув короткую шею. Шерсть на загривке встает дыбом, и от этого собака кажется еще больше.
— Ой, мамочки, — шепчет Эн и, как завороженная, глядит на незваного гостя.
— Лук, — шипит Ник, отчаянно шаря вокруг себя глазами. — Где лук?
— Там остался… — Хал кивает в сторону главного корпуса и берет половинку кирпича.
Пес, отследив его движение, чуть-чуть, еле заметно, приподнимает верхнюю губу, демонстрируя внушительные клыки. После этого он вдруг припадает на передние лапы и виляет пушистым хвостом, к которому прицепилось несколько репьев.
Хал поднимает осколок кирпича, замахивается. Пес отскакивает, но не убегает. Продолжая повиливать хвостом, он по дуге обходит костер и останавливается.
— Погоди-ка. — Ник придерживает Хала. — Он не жрать нас пришел, похоже… Эй, псина! Чего тебе надо?
Пес коротко гавкает.
— Разговаривает… — восторженно шепчет Эн.
Ник смотрит на нее и видит, что в глазах девушки стоят слезы.
— Куть-куть, — зовет собаку Хал, но избавляться от половинки кирпича не спешит. — Чё, кечек, по людям соскучился?
Пес наклоняет тяжелую голову, вываливает язык и вправду становится похожим на большого, лохматого щенка. Встопорщенная шерсть на загривке опадает.
Ник улыбается. Эн затаивает дыхание.
— Ну, иди сюда. — Хал вытягивает руку, складывает пальцы щепотью и трет их друг об друга. — Куть-куть…
Пес делает шаг, другой…
Юсупов оранжевым пугалом вываливается из кустов, громко шлепая вьетнамками. Он очень возбужден и очки его победно сверкают. Пес, увидев инженера, тут же вновь весь ощетинивается, скалит клыки, рычит и отскакивает в сторону.
Хал замахивается, Ник тоже хватает кирпич…
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не Эн. Она подбегает к собаке и бесстрашно обнимает готового к битве пса за толстую шею.
— Да он сам боится! Дрожит весь! Эх, вы! Бросьте камни.
И, наклонив голову к собачьей морде так, что челка свешивается едва ли не на глаза псу, ласково начинает что-то говорить ему, поглаживая между ушами.
— Вот это номер, — только и может выговорить Ник, выронив кирпич.
Пса называют Камилом. Имя придумывает Хал.
— У моего абы в деревне такой же был. Кавказская овчарка. Камилом звали, блин. У-умный…
— Какая же это овчарка? — удивляется Юсупов, прихлебывая смородиновый чаек. — Эта… он дворняга типичная.
— А ты, Очки, вообще молчи! — окрысивается Хал. — Если бы не ты, блин, он бы ко мне первому подошел.
Эн, не слушая их, тихо говорит улегшемуся у ее ног псу:
— Камил… Нравится тебе?
Навострив уши, пес виляет хвостом.
— Нравится! — улыбается девушка. — Камил, а вот покормить тебя и нечем…
— Он, небось, не голодает, — говорит Ник. — Вон упитанный какой. Интересно, зачем он к нам пришел? Мы же его стаю того…
— Он из другой стаи, — уверенно заявляет Эн. — Или вообще одиночка. Генетическая память в нем проснулась. Костер, люди…
— Слушайте! — не выдерживает Юсупов, которого, похоже, мало волнует пес. — Я там эта… два бокса смежных нашел. И дверь открыта. Ворота вот только просели, в землю вросли. И внутри темно. Возле входа бочка стоит. Я эта… открыл, палку сунул внутрь. Вроде солярка. Надо факелы делать и смотреть.