— Я эта… не знаю, — разводит руками Юсупов. — Но если у Теслы в начале двадцатого века, при тогдашнем уровне развития науки, получалось ставить всю планету на уши, то почему бы сейчас не сделать что-то подобное?
— Тесла — это который с электричеством, с магнитными полями что-то мутил? — уточняет Ник.
— Он занимался разными вещами, — уклончиво отвечает Юсупов. — В частности, попытками передачи энергии на расстояния без проводов, перемещениями во времени — и так далее. Пойду-ка я тоже спать, ребята. Эта… устал я. Спокойной ночи.
Пожелав инженеру в ответ сладких снов, Ник и Эн еще долго сидят у костра. Взбудораженный разговором, припомнив все, что он знает о Николе Тесле, Ник разворачивает перед Эн одну гипотезу за другой.
Он очень увлечен и совершенно не замечает, что девушке невыносимо скучно слушать эти околонаучные бредни и что она явно хотела бы поговорить с ним о совсем других вещах…
В боксе не продохнуть — тяжелый, сладковатый солярный выхлоп заполняет его полностью, от пола до потолка.
— Мы тут как в коптильне, — шутит Ник, но, когда Юсупов теряет сознание, шутки кончаются.
— Надо эта… во двор выбираться. Угорим насмерть, — придя в себя, не то просит, не то приказывает инженер.
— Ворота как будем открывать? — Ник подходит и пинает тяжелым ботинком створку. — Вросло. Выкапывать, что ли?
— Да эта… вышибем, и всё. — Юсупов поднимается с пола, покачиваясь, подходит к воротам. — Вы только подальше отойдите.
Вскоре бокс оглашает утробный рык заведенного двигателя. Из открытой дверцы валит синеватый дым выхлопа. Лязгают гусеницы. Слышатся глухие удары.
— Он там опять не отрубится? — интересуется Хал.
Грохочет, гремит, земля под ногами у Ника и остальных вздрагивает, и вдруг большие деревянные ворота, обитые жестью, складываются посредине, как крыша карточного домика, сами собой вываливаются на площадку перед боксом и разъезжаются в разные стороны. Тягач, победно рыча и громыхая гусеницами, проползает по ним и останавливается, окутавшись облаком пыли.
Камил, яростно лая, скачет в стороне. Эн заслоняется рукой, Хал испугано приседает. Никто не ожидал от неказистого тягача такой прыти.
— Смотри-ка, получилось, — хмыкает Ник.
Откинув верхний люк, из «маталыги» выбирается страшно довольный Юсупов.
Усевшись на броню и обняв башенку с зачехленным пулеметом, он гордо заявляет:
— Ну эта… вот так вот!
Солидол — это такая гадость! Бр-р-р… Как повидло, только есть нельзя. Камил вон, дурачок, попробовал — бегал потом и смешно, по-собачьи, плевался.
У меня все руки в солидоле. И вся одежда. Это потому, что я целый день мазала тягач. Всякие железки и колеса. Шприцом таким большим металлическим закачивала солидол в специальные дырочки. Вилен сказал, что это специальные пресс-масленки. Хорошо хоть Ник с Халом нашли комнату с военной формой, каптерка называется. Конечно, моего размера не оказалось, но все равно: поменять одежду на чистую — это здорово.
Ребята, похоже, собираются воевать по-настоящему. При этом они ругаются, спорят. Хал и Вилен готовы друг другу в горло вцепиться. А я вот не понимаю — ну какая война? Для войны солдаты нужны, которые всё умеют. А Хал вон автомат взял и не знает, как его зарядить. Ник, конечно, в армии служил, но ведь война — это людей убивать надо. А я даже представить не могу, чтобы Ник в человека выстрелил. Он же тихий, спокойный, нерешительный. Рохля. И Юсупов тоже такой же, как мне кажется. Умный он, конечно, и знает много. Но какой из него боец? Смех один. И слезы.
Они, мужики, хорохорятся — вот мы, мол, партизанский отряд, боевая единица, Аслану надаем и вообще всё круто будет. А я почему-то всегда ополчение хоббитов вспоминаю. Вояки такие же. Хотя хоббитам-то удалось с врагами справиться, но это только потому, что у них вожди были настоящие. А мы… В общем, бежать нам надо из города.
Бежать…
Третий день в Танковом училище начинается с уже привычной процедуры всеобщего благодарения Камила за своевременное снабжение продовольствием. На этот раз пес притаскивает сурка, здорового и очень жирного. Хал быстро раскладывает перед казармой костер, ловко разделывает тушку зверька, нарезает мясо тонкими пластинками, кидает его на решетку и жарит над углями. Получается вкусно, гораздо вкуснее зайчатины. Камил, получивший в полное и безраздельное владение всю требуху и голову сурка, радостно их съедает и теперь лежит рядом с Эн, сыто облизываясь.
— Не понимаю я его, блин, — доедая сурчатину, говорит Хал. — Бегал, ловил. Мог в однёху всё захавать. Нет, блин, нам принес, самому только кишки достались — и доволен до жопы!
— Психология, — улыбается уголками рта Ник и встает. Завтракают они во дворе, обустроив здесь что-то вроде столовой — стол, табуретки, сложенный из кирпичей мангал с решеткой, когда-то служившей для чистки обуви. — Ладно, хватит загорать. Солнце уже высоко. Эн, поможешь Вилену, а мы пойдем этот долбанный склад НЗ искать.
— Гранаты с собой возьмите, — советует инженер, поднимаясь и по привычке вытирая о новую форму жирные пальцы. — Двери эта… взорвете, если что.
— Эргедешкой? — прищуривается Ник. — Не выйдет. Это же так, хлопушка.
Он сует руку в карман камуфлированных штанов, вытаскивает гранату и подбрасывает на ладони.
— Хочешь — покажу? Пыли много будет, а толку…
Камил вдруг начинает ворчать, тревожно задрав голову.
— Не надо показывать, — укоризненно смотрит на Ника Эн. — Видишь, ему не нравится.