Анабиоз. Марш мародеров - Страница 71

В общем, Цапко долго говорил. Его первого слушали, потому что ему надо было к раненым идти. А еще перед этим Бабай гонцов отправил в другие общины, чтобы все те, кто медицинское образование имеет, к нам в Цирк шли — помогать раненых спасать. Только никто не пришел, блин.

Когда фельдшер закончил говорить, начался такой серьезный и вдумчивый базар — как жить дальше. Не, про раненых и медицину тоже все серьезно было, конечно, но там конкретная тема, а тут — вообще про всё.

Бабай сказал, что нам менты нужны, суд и все такое прочее — законы там всякие, тыры-пыры… А еще он сказал, что пленные будут после суда дороги расчищать и дрова заготавливать на зиму. И утеплять выбранные для зимовки дома. Это, сказал Бабай, первоочередная задача. При этом все остальное идет по старому — и рыбаки на Волгу ходят, как раньше, и рвы какие-то, чтобы одичавших коров в них загонять и по новой приручать, тоже надо продолжать копать, потому что коровы — это молоко и мясо.

Начали думать, кто судьями будет. Решили, что трех человек достаточно. Этими тремя стали Колян Заварзин, Анна Петровна и Фарид-ага. Он на Совет пришел, а Монах — нет. Его право, я считаю. Не нравится мне он, блин. Мутной какой-то. Я при нем даже дышать не могу нормально.

Потом Колян сказал, что суд должен работать быстро — проверили, есть ли за человеком преступления, свидетелей там опросили — и аля-улю: или на свободу, если мобилизованный и никого не убил, или на каторгу, или в расход. Фарид-ага заспорил, говорит — нельзя в расход, аллах против. Решили этот вопрос на потом отложить и перешли к полиции — кто будет командовать, кого в нее набирать. Бабай вдруг говорит — предлагаю начальником вот Проскурина. Это Ника, ага! Я чуть не заржал: Ник — главный мент! А Бабай дальше базарит: заместителем к Проскурину предлагаю Халилова. Тут уже мне не до смеху стало, блин. И тут такой Колян — нельзя, типа, Халилова, он невыдержанный и влиянию поддается.

Я, блин, сижу ни живой, ни мертвый. Вот такая подляна мне выпала ни с хера лысого. Обидно стало, даже в носу защипало. Я ж Коляна уважаю, он реально доказал, что мужик конкретный. Если бы там Очки, да даже Ник или Бабай такое сказали — и пофиг, а тут Колян…

Короче, встал я и ушел. Пошел гулять. Вокруг Цирка походил, потом до нашего танка дошел. Его пять человек охраняют — Бабай так велел. Ну, меня, понятное дело, пропустили. Залез я внутрь и спать лег. Пошли они все…

Глава вторая

— Ты пойми! — втолковывает Нику Бабай, то и дело потирая красные от бессонницы глаза. — Всё, детство кончилось. Жизнь пошла серьезная. Никакой помощи ниоткуда мы не получили, связи даже с Усадами, Бирюлями, Лаишево нет, я уж про дальние города и поселки не говорю. Нам выживать придется самим. А раз так, то всё, всё, пойми! Никто ничего за нас не сделает. Если хочешь знать, нам государство надо обустраивать. Что ты улыбаешься? Да, государство. Маленькое Казанское…

— Ханство, — подсказал Ник.

— Нет, ну почему ханство… — Бабай смущается, вздыхает и снова потирает слезящиеся глаза. — Демократия у нас, едрит-трахеит, настоящая, народная. Ханство — это вон Аслан хотел сделать. И мы права не имеем дать ему или кому-нибудь еще второй шанс.

Где-то над Волгой кричит чайка. В темном небе горят звезды. Очередной день, первый после освобождения города от власти Аслана и АК, заканчивается.

— Да, вот именно — второй шанс. — Ник выразительно смотрит в сторону входа в Цирк. Где-то там, среди укладывающихся людей, находится и Монах. — Если уж серьезно говорить о серьезных вещах, то этот самый «Второй шанс»…

— Погоди, погоди, — останавливает его Бабай. — Ты кислое с пресным не путай. Монах, он нужен, понял? Он людям надежду дает.

— Надежду дает, а потом власть захапает, — кивает Ник. — Он же сумасшедший, неужели вы не видите?

— Погоди, я сказал! — в голосе Бабая прорезается сталь. — Едрит-трахеит, когда мы все по-нормальному наладим, он в тень уйдет. Или, глядишь, настоящий батюшка появится… — низко наклонившись к сидящему у костра Нику, Бабай свистящим шепотом произносит: — Он же… Монах… не монах никакой! Жил при монастыре, в работниках. Как там у них называется, не помню… послушник, да? Ну, нахватался по верхам. Фанатик, да. Он, и правда, не в себе. Но видишь — нет у нас другого священника. Фарид-ага старый совсем, еле ноги таскает. Да и мулла он, а у нас мусульман меньше половины, а всерьез верящих — вообще с гулькин хрен.

— А откуда у вас такие сведения — про Монаха? — заинтересованно спрашивает Ник.

— Филатов рассказал.

Ник сводит брови к переносице, ворошит прогоревшие ветки. В темное небо взметается сноп искр.

— Кстати, — говорит он через какое-то время. — Вот про Филатова…

— Э, не нашего ума это дело, — неожиданно сворачивает разговор Бабай. — Филатов сам по себе. Забудь. Ты лучше скажи — что решил-то? Принимаешь назначение?

— Вы же мне до утра дали время подумать!

— Утро, вечер… Ты дурака не валяй, отвечай как мужик: будешь работать начальником полиции?

Ник смотрит в красные глаза Бабая, отражающие блики костра и стискивает зубы. Он прекрасно понимает, что все его, в сущности подростковые, аргументы про то, что мент — это западло, не имеют никакого значения. Совету общины нужен порядок. Порядок нужно наводить жестко. Для этого нужен молодой, энергичный и уже проявивший себя человек. Еще вечером, на Совете, Ник объявил, что берет самоотвод и предлагает Заварзина. Но сразу несколько членов Совета чуть ли не хором объяснили ему, что Николай уже выбран судьей и при этом он — бригадир рыбаков, потому что разбирается в этом деле.