— Давайте остановимся, — свесившись в люк, перекрикивает рев двигателя Цапко.
Он уже в пятый раз предлагает поговорить. Но люди, сидящие внутри тягача, не хотят ничего обсуждать. Бабай, притулившись на скамейке в десантном отсеке, уперся лбом в сложенные на коленях руки и, похоже, дремлет. Хал чистит автомат. Он уже час натирает детали оружия, елозит шомполом с намотанной на конце промасленной тряпочкой в стволе, полирует затвор. И молчит.
Ник, сидящий на командирском сидении, не отрывая глаз, смотрит вперед. Юсупов рвет рычаги, ведя МТ-ЛБ по берегу старого русла Волги. Эн вместе с псом — наверху. Цапко даже не пытается обращаться к девушке — она плачет. Зарывшись лицом в густую шерсть Камила, время от времени Эн вскидывает голову, и фельдшер видит ее залитое слезами лицо.
Подминая под днище ивовые кусты, тягач выползает на край заболоченной протоки. В небо взлетает потревоженная стая уток. Шелестят камыши. Юсупов глушит двигатель. Наступает тишина, нарушаемая лишь звоном комаров, жужжанием слепней и кваканьем лягушек.
— Вылезайте! — кричит инженер. — Устроим эта… пикник.
Хал в ответ громко матерится. Матерится в том смысле, что вертел он на одном месте пикник, Юсупова и вообще всё и всех.
Цапко первым спрыгивает в густую осоку. Под ногами фельдшера сочно чавкает болотина. Камил, лизнув Эн в мокрую щеку, уносится в заросли тростника. Грохочет откинутый люк — Ник выбирается на броню, недовольно смотрит на всех, кладет рядом с собой автомат.
Бабай открывает дверцу десантного отсека. У него отекшее лицо, на лбу отпечатался рисунок ткани с рукава камуфляжа.
— Рука болит, — глухо произносит он.
— Мы не можем их так бросить! — в отчаянии говорит Цапко. — Они же все умрут! Без соблюдения элементарных карантинных норм через пару дней эпидемия охватит весь город, понимаете?
— И что ты предлагаешь? — Ник сверху вниз смотрит на фельдшера. — Пробраться ночью в Цирк, убить Монаха, остальных связать…
— Не городи ерунды! — взрывается Цапко. — Уже поздно. Теперь спасти людей может только помощь извне. Ну не может же быть, чтобы на всей Земле всё — так же, как у нас. Нам нужны специалисты-эпидемиологи, а главное — вакцина! Противочумная вакцина, понимаете?
— Да что ты заладил, как попугай: «понимаете», «понимаете»? — рычит Юсупов. — Не дурнее тебя. Где ее взять, эта… вакцину? Связи нет, месяц прошел, а никто не прибыл нас спасать. Всё, это всё. Мы можем только эта… сбежать.
— А здесь, в Казани, были запасы вакцины? — дрожащим голоском спрашивает Эн.
— Раньше были. — Цапко садится прямо в траву. — Но срок годности… Все давно пропало, испортилось.
— А где были-то? — неожиданно вмешивается Хал. — В аптеках, что ли, блин?
— Почему в аптеках? — Цапко срывает травинку, режется об острый край листа и сует окровавленный палец в рот. Не вынимая его, он невнятно произносит: — У экабэ ханиища…
— Чего? — вдруг кричит Юсупов.
Сорвавшись с места, он подбегает к фельдшеру, хватает его за плечи, вздергивает на ноги. Вытащив палец изо рта, Цапко слегка испугано повторяет:
— В РКБ хранилища. Там были запасы сухих вакцин на случай массовых заражений. И противочумная была…
Ник спрыгивает на землю, забыв про автомат.
— Вилен, а ведь это шанс! — говорит он.
— А, ты тоже эта… понял? — улыбается инженер.
— Что понял-то? Что? — таращится на них Цапко.
— Время, братан! — скалит зубы в довольной усмешке Хал и хлопает его по плечу. — Время не властно над истинными ценностями, блин.
К полудню небо над городом заволакивает тучами. Иссиня-черные снизу и грязно серые наверху, тучи похожи на туши гигантских обитателей моря — кашалотов, странным образом вознесшихся ввысь. Они плывут в сомкнутом строю, голова к голове, опускаясь все ниже и ниже. Нику кажется, что вскоре город будет раздавлен этой массой. Чувствуя себя ничтожным, крохотным, он с внутренней дрожью отводит глаза от неба. Нервы, это просто нервы. Нужно собраться, сосредоточиться на главном. Тучи, ветры, дожди, снега — природа все равно возьмет свое. У людей другие задачи, другие дела и заботы.
Сейчас главное — РКБ. Республиканская клиническая больница. Комплекс многоэтажных зданий, окруженный перелесками, полями, жилыми кварталами. И золотистыми стенами, за которыми привычный мир сходит с ума. Они побывали только за первой стеной, внутри первого слоя, но и этого хватило, чтобы навсегда отбить охоту соваться туда. Теперь нужно идти дальше, глубже — за вторую, третью, пятую, десятую — сколько бы их там не было! — стену.
Ник предпочитает не думать о том, что ждет их там, в глубине этой странной территории. Лучше туши облачных кашалотов, лучше мысли о том, что будет, когда они добудут вакцину, лучше мучительная надежда на спасение, чем безнадежные мучения — мы не дойдем, золотистый туман сожрет нас, поглотит, перемелет кости и даже памяти не останется о горстке безумцев, дерзнувших сунуться в место, куда по своей воле не пойдет ни один здравомыслящий человек.
Тягач с натугой ревет на подъеме. До знакомого пустыря возле улицы Фермы-2 осталось совсем чуть-чуть. Где-то за деревьями, слева — сгоревшие корпуса и казармы Танкового училища. Ник на мгновение чувствует стыд — зря сожгли, теперь там можно было бы сделать базу, чтобы вернуться после всего.
И тут же холодный и злой внутренний голос говорит: никогда не жалей о том, что уже сделано. Не жалей, потому что все равно невозможно ничего исправить.
А еще Ник понимает: нельзя сейчас думать про «после всего». Главное — сделать дело, добыть вакцину. Если за золотистыми стенами время не властно над вещами, у них есть шанс. Не «Второй шанс» Монаха, а просто один-единственный шанс спасти людей. Это сейчас главное. Основное. Единственное.