Анабиоз. Марш мародеров - Страница 77

— Или вы сейчас рассказываете нам всё…

— Или что? — в скрипучем голосе Филатова проскальзывают саркастические нотки. — Вы меня убьете? Рекомендую стрелять вот сюда, в затылок — это гарантированная, без мучений, смерть. Быстро и четко.

Ник смотрит на потный лысоватый затылок Филатова, по которому тот только что постучал собранными в щепоть пальцами. Злость проходит. Остается только решимость.

— С чего вы взяли, что нам подходит такой вариант — «гарантировано, без мучений»? — усмехается Ник.

— Да прекратите вы! — не выдерживает Цапко. — Устроили телесериал «Братва против Бешеного». Филатов, вы были в червоточине? В РКБ? Туда можно пройти? Там, правда, всё осталось таким, как было тридцать лет назад? Мы сумеем достать вакцину и другие лекарства?

— Да, — коротко отвечает Филатов.

— Что «да»? — не понимает фельдшер.

— Всё «да». Я был в червоточине, дошел до пятого слоя и еле спасся. Не спрашивайте меня, от чего. Этого… этого не объяснить. Нужно увидеть и почувствовать самому. Но в РКБ действительно есть запасы противочумной вакцины и другие медикаменты — я это знаю. И они действительно не подверглись разрушительному действию времени.

— Ну почему из вас все нужно тянуть как клещами! — раздраженно кричит Эн.

Камил вскидывает голову и недовольно ворчит: ему не нравится, что его хозяйка говорит таким голосом, и он готов броситься на ее защиту.

— Я и так сказал гораздо больше, чем следовало, — устало говорит Филатов. — Что вам еще надо? Вот контур… то есть вилы. Повторяю: без них за четвертый слой лучше и не соваться. Где медикаменты, вы знаете. На всякий случай возьмите карту. Это обычная карта города. Осторожно, она очень ветхая. Что ждет вас в червоточине — этого никто не знает. Всё, я свое дело сделал…

— Какое дело, блин? — вступает в разговор Хал. — Ты вообще кто? Ну, по жизни? Колись давай, блин. На фига тебе все это?

Филатов усмехается. Сует узкую ладонь за обшлаг плаща, словно хочет что-то достать оттуда, но в последний момент передумывает, чешет впалую грудь и поднимается на ноги.

— Неужели вы еще не поняли? — говорит он своим обычным скрипучим голосом. — Есть такая профессия… Всё про всё знать. Прощайте.

Резко развернувшись, он уходит. Шум ветвей заглушает его шаги. Ник с Халом переглядываются, Камил вопросительно смотрит на Эн, готовый броситься вдогонку.

— Чуть не забыл, — доносится из рощи голос Филатова. — Вольфганг сказал еще, что все червоточины разные, и что некоторые из них связаны между собой! Но это…

Ослепительная молния рвет небо. Последние слова Филатова тонут в громовых раскатах. Ливень падает сверху, тонны воды обрушиваются на деревья, траву, людей.

Чертыхаясь, все бегут к тягачу, лезут внутрь.

— Ну, и чё теперь? — спрашивает Хал, заботливо стирая дождевую воду с автомата.

— Всё то же, — флегматично отвечает Бабай, разглядывая карту города, которую передал ему Филатов.

Юсупов заводит тягач и практически наугад ведет машину сквозь потоки воды к границе первого слоя червоточины. Ник ловит взгляд Эн, ободряюще улыбается, но так и не дожидается ответной улыбки.

Глава четвертая

Темнота, плотная, вязкая, непроницаемая для звуков. Черный туман. Мрак. Мгла. И при этом — косые лучи света, падающие откуда-то из-за деревьев. Они рассекают пространство впереди на неровные сегменты, режут на куски, расчерчивая тьму узкими, ослепительными линиями.

Свет не смешивается с чернотой, не освещает, не высветляет ее, но при этом слепит глаза не хуже электросварки.

Где-то капает вода.

Ник делает несколько шагов, притормаживает. Позади слышно шарканье ног. Или это эхо его собственных шагов? Чтобы понять, нужно остановиться, прислушаться. Но останавливаться нельзя. Земля сразу начинает шевелиться, засасывать, втягивать в себя. Внизу — как будто смола, твердая, если топнуть, но мягкая и податливая, если просто стоять.

Где-то капает вода.

— Эй! — кричит Ник. — Кто здесь?

Тишина. Наверху — ничего. Ни звезд, ни облаков, ни Луны. Просто тьма. Надо идти. Надо поскорее преодолеть этот кажущийся бесконечным отрезок пути. Ближайшая полоса света приближается. Шаг, другой — и Ник зажмуривает глаза от нестерпимого сияния. Но любопытство — или страх неизвестности? — пересиливают, и он приподнимает веки.

Солнце. Оно висит в безоблачном небе. Щебечут птицы. Качает ветвями старая липа. Под ногами — трава. Обычная, сорная трава — одуванчики, подорожник, мятлик. Справа — бензозаправка за ядовито-зеленым цементным забором. На заборе граффити — изображение улыбающейся рожицы и наползающие друг на друга буквы «smile», выполненные в обычной манере уличных художников. Слева — дорога, новенький рекламный щит с предложением покупать газонокосилки какой-то немецкой фирмы и деревья.

Ник смотрит вперед. Там колышется уже знакомая золотистая пелена. Третий слой. Сквозь него просматриваются сверкающий синими стеклами павильон автостанции и больничные корпуса. До них вроде бы рукой подать, но это только кажется — судя по карте, которую вручил им Филатов, до РКБ еще топать и топать.

Шаги позади звучат все отчетливее. Кто-то идет за ним. Идет и молчит. Кто это? Юсупов, Хал, Эн, Цапко? Но они остались там, возле тягача, у золотистой стены, отгораживающий этот невозможный мир от мира нормального, если можно называть нормальным первый слой червоточины, слой, в котором всего лишь звучат звуки умершего города.

Где-то капает вода.

Солнечный свет меркнет. Снова мрак. Переход такой резкий, что Ник невольно разводит руки в стороны, чтобы не потерять равновесия и не упасть.